Стивен про себя называл эти шоу – эту демократическую порнографию – развлекательно-отупляющими. Однако всякий раз, когда веселье достигало своего апогея, он вспоминал внезапно, как его собственные родители вместе с сестрой матери Филидой, ее мужем Фрэнком и их взрослой дочерью Трейси однажды сидели в числе прочей публики в одной из таких студий и остались очень довольны. Каждому из них на прощание достался медальон с изображением профиля ведущего программы в обрамлении лавровых листьев, словно у императора, с одной стороны, и пары рук, соединенных в крепком дружеском рукопожатии, – с другой.

Когда передача заканчивалась, пора было подниматься, чтобы вылить воду, собравшуюся в ведерке для льда, и сходить на кухню, чтобы приготовить сэндвич, или налить еще виски, или просто постоять перед открытым окном, глядя сверху на потоп, бегущий по улице. В эти минуты Стивен в очередной раз перебирал в голове список своих немногочисленных забот, а когда уставал, то мог снова вернуться к телевизору. Долгим каникулам, на которые разъехался подкомитет Парментера, предстояло продлиться еще месяц, и Стивен с раздражением обнаружил, что ему не хватает привычных еженедельных заседаний и той упорядоченности, которую они вносили в его мысли. Его беспокоило также, что Джулия совсем не подает о себе вестей и что сам он не может заставить себя написать ей, просто так, без обиды. Хотя Стивен твердо решил съездить к родителям еще раз, он так и не сделал этого. О Чарльзе он вообще не мог думать без раздражения. Но больше всего его мысли были заняты днем рождения Кейт. Где бы она ни была, на следующей неделе ей исполнится шесть лет.

Все эти дни его томило желание зайти в магазин игрушек, расположенный в десяти минутах ходьбы от его квартиры. Сама мысль об этом была смехотворной. В ней заключалась пародия на чувство утраты. От наигранного пафоса этой идеи Стивен вслух издавал громкие стоны. Это было бы актерством, претензией на сумасшествие, которого у него в действительности не было. Но желание росло. Он мог бы прогуляться в сторону магазина, мог бы помечтать о том, что именно купить. Это было глупо, это было слабостью, это причинило бы ему ненужную боль. Но желание продолжало расти, и однажды утром, оказавшись в газетном киоске, Стивен взял с полки рулон цветной оберточной бумаги и протянул его продавцу прежде, чем успел передумать. Купить игрушку значило бы свести на нет двухлетние усилия смириться с неизбежным, войти в противоречие со здравым смыслом, поддаться безволию, поступить во вред себе и проявить слабость, прежде всего именно слабость. Только слабый человек путает мир, в котором живет, с миром, в котором ему хотелось бы жить. Не сдавайся, твердил себе Стивен, держись. Выбрось оберточную бумагу, не уступай фантазиям, не заходи слишком далеко. Обратного пути может и не быть. И он не шел в магазин, но и не мог избавиться от искушения.

От одиночества он сделался мелочно суеверным и приучился придавать повседневным событиям магический смысл. Суеверия стали рутинной составляющей его быта, и в постоянной тишине наедине с самим собой он привык следовать им неукоснительно. Так, он всегда начинал бриться с левой стороны лица; выдавив из тюбика зубную пасту, обязательно возвращал на место колпачок и лишь после этого принимался чистить зубы; спускал воду в туалете левой рукой, хотя это было и неудобно; а в последнее время, вставая с постели, старательно следил за тем, чтобы поставить обе ноги на пол одновременно. Именно благодаря суеверному мышлению посещение магазина игрушек обрело наконец рациональный смысл.

Прежде всего, этим жестом он выразил бы свою веру в непрерывное существование дочери. Раз она точно не будет праздновать этот день, его действия послужат доказательством ее прошлой жизни и наследных прав, подлинным свидетельством ее рождения – он представлял себе, какой лжи ей нагородят об этом в будущем. Соблюдение таинства, возможно, поможет ослабить непознаваемые путы времени и случая, вызвать к жизни магические силы, связанные с датами рождения, и расставить в необходимой последовательности события, которые иначе могут и не сойтись. Купив подарок, он докажет, что еще не сломлен, что еще способен к непредсказуемым и острым поступкам. Это будет дар радости, а не печали, сумасбродство любящего отца. Он придет домой, завернет подарок в бумагу, и пусть это будет знаком – или вызовом – судьбе: посмотри, я принес выкуп, отдай мне дочь. Если этот шаг причинит ему боль – что ж, боль тоже пойдет в дело, послужит его жертвоприношению. Раз он исчерпал все материальные возможности, обшаривая улицы, печатая объявления в местных газетах с посулами щедрой награды за информацию, развешивая увеличенные фотографии на автобусных остановках и на стенах домов, то не стоит ли теперь обратиться к миру символического и сверхъестественного, чтобы соединить свои усилия с теми неведомыми силами, которые имеют дело с вероятностью, которые распределяют атомы, делая твердые тела твердыми, и воплощают все физические события, в итоге предопределяя каждую персональную судьбу? В конце концов, что ему терять?

Магазин игрушек располагался в одном из помещений бывшего склада и был оборудован как супермаркет. Внутри во всю длину тянулись три широких прохода, залитые светом флуоресцентных ламп под высоким потолком, а у дверей выстроился ряд кассовых прилавков с выставленными неподалеку тележками и проволочными корзинами. Пол был покрыт черной пружинистой резиной, от которой исходил энергичный спортивный запах. На стене светящейся краской, имитирующей Детские каракули, было выведено предупреждение, грозившее штрафом за испорченные игрушки. Из далеких громкоговорителей, подвешенных где-то под потолком, текла музыка, подходящая для детей: бодрый кларнет, металлофон, малый барабан. Сегодня был день рождения Кейт. Поскольку это был понедельник и на улице шел проливной дождь, в магазине, когда туда явился Стивен, не было ни одного покупателя. За единственным открытым прилавком сидел молодой человек с аккуратной короткой стрижкой и черной серьгой в ухе, что-то писавший в блокноте. Прежде чем пройти за отделанный резиной турникет, Стивен остановился, чтобы снять плащ и стряхнуть воду с зонта.

Внутренняя планировка была простой. На одном конце склада преобладали цвета хаки участников игрушечных парадов и камуфлированной техники, а также клепаное серебро космических кораблей в тяжелом вооружении, на другом – бледно-пастельные тона детских распашонок и сверкающая белизна миниатюрной домашней утвари. Перекинув через руку свернутый сырой плащ, Стивен, не торопясь, двинулся в обход полок, от орудий убийства к приметам монотонных будней, и обнаружил, что самые интересные игрушки лежат посередине – там, где подражание миру взрослых уступало место чистым развлечениям: заводная горилла, взбиравшаяся по стене небоскреба с монетой в лапе; устройство для разбрызгивания краски; подушка, издающая неприличные звуки; воск, который светится и пищит, когда его разминают; мячик, способный катиться по непредсказуемой траектории. Каждый из этих предметов Стивен испытующе примерял к образу шестилетнего ребенка, которого знал, как самого себя. Он должен был проверить, какой будет реакция Кейт. Она была молчаливой девочкой, по крайней мере на людях, с прямой осанкой и темной челкой. Она была из тех детей, которые любят фантазировать, грезят наяву, обожают странные на слух слова, прячут в укромных местах дневник и хранят у себя разные непонятные предметы. Первые покупки Стивен выбрал с осторожностью: набор цветных карандашей и крохотных обитателей игрушечной фермы в деревянной коробке. Мягкие игрушки нравились ей больше, чем куклы, поэтому он опустил в проволочную корзинку большого серого кота в натуральную величину. Она была смешлива и любила веселые розыгрыши. Он взял с полки подушку с секретом и цветок, который брызгал водой. С их помощью она могла бы дразнить свою маму. Затем он остановился перед выставкой головоломок. Нет, он не сошел с ума, он не принимает мечту за реальность. Он осознает, что делает, он знает, что Кейт больше нет. Он все тщательно обдумал и не собирается обманываться. Он делает это для себя и не питает иллюзий. Закончив размышлять, Стивен пошел дальше. Ей не слишком нравился абстрактный, замкнутый мир головоломок. Развитию ее сообразительности больше способствовало живое общение, веселая путаница воображения и притворства. Ей нравились переодевания. Стивен достал с полки шляпу колдуньи, а потом вернулся и заменил серого кота черным. Тут он решил, что нашел подходящую тему, и стал быстро снимать предметы с полок. Он набрал волшебных шариков, которые при соприкосновении с водой превращаются в цветы, книгу рифмованных заклинаний и рецептов для колдовского котла, бутылочку невидимых чернил, хитрую чашку, в которой исчезала налитая в нее вода, и гвоздь, будто бы протыкавший насквозь голову своего владельца.